Несколько лет назад в лексикон политиков и журналистов вошло новое понятие – "гражданское общество". Что это такое, доподлинно никто не знает, во всяком случае, определения точного дать не может, но всякому ясно, что штука эта хорошая, поскольку на Западе существует не одно десятилетие, а Запад для нас – безусловный авторитет. Можно долго спорить о различных дефинициях гражданского общества, но главной его особенностью является готовность граждан бороться за свои права. Члены такого общества осознают себя не стадом баранов, которые одинаково покорно идут за своими пастухами и к водопою, и на бойню, а организованными гражданами, которые, если надо, грамотно и ФНПР занималась чем угодно, кроме реальной защиты прав трудящихся спокойно объяснят власти, что она, власть, делать может, а чего не может. На первый взгляд, такой диалог на равных с властями для российского менталитета не очень привычен. У нас отношения между "верхами" и "низами" строятся на принципах, унаследованных от восточных деспотий, отсюда, в частности, популярность якобы принадлежащего Петру I указа о том, что "подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство", а также поговорок типа "я начальник – ты дурак", смысл которых для западного человека в лучшем случае непонятен, в худшем – чудовищен.
Однако на самом деле в "отсталой и деспотичной" России элементы гражданского общества появились едва ли не раньше, чем в "демократической и цивилизованной" Европе. Во всяком случае, некоторый прообраз профсоюзов появился в России еще в 1777 году. Именно тогда рабочие Краснопольской бумажной мануфактуры, которых начальство заставляло трудиться в выходные и праздничные дни, подали жалобу на имя императрицы Екатерины II. Императрица лично вмешалась в конфликт, который в итоге был решен в пользу рабочих. При этом был заключен первый в истории коллективный договор, согласно которому рабочие получили компенсацию в размере 12 тысяч рублей (огромные деньги по тем временам), а также 20 % дохода от произведенной бумаги (представьте себе, что рабочие какого-нибудь "Норильского никеля" получали бы пятую часть доходов своего предприятия!), четыре сажени дров ежемесячно каждому, ежемесячную номинальную зарплату в случае вынужденного простоя мануфактуры, а также право самим выбирать старост (бригадиров) и систему бригадного самоуправления. Более того, первое в России рабочее законодательство, также разработанное Екатериной II, настолько ограничивало самоуправство работодателя, что было признано в промышленных странах Европы подрывным и революционным. Спустя сто с лишним лет президент США Уильям Тафт говорил русскому послу: "Ваш Император (Николай II) создал такое рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может". А президент Франции Пуанкаре даже одобрительно назвал русское рабочее законодательство "социалистическим", до такой степени оно защищало интересы трудящихся. Впрочем, сами трудящиеся, по-видимому, считали иначе.
После расправы над проклятым царизмом первое в мире государство рабочих и крестьян покончило с независимыми профсоюзами и прогрессивным рабочим законодательством раз и навсегда. Профсоюзы были объявлены "школой коммунизма" и поставлены под жесткий контроль партийной верхушки. Специально для этого был создан огромный бюрократический монстр – ВЦСПС. Никаких других, независимых, профсоюзов, в СССР не было и быть не могло. С точки зрения тоталитарного режима, такая политика по отношению к профсоюзам была совершенно оправданной. Во всяком случае, первый чувствительный удар по коммунистической системе был нанесен именно профсоюзами – легендарной польской "Солидарностью". Правда, победить тоталитарный режим польские профсоюзы смогли лишь в союзе с другой мощной силой – Католической Церковью.
Возникло рабочее протестное движение и в СССР. Правда, ВЦСПС не имело к нему никакого отношения. Когда в июле 1989 года шахтеры Кемерово вышли на улицы, требуя улучшения условий труда, это было инициативой первичных трудовых коллективов, но никак не профсоюзов. То же самое относится и к крупнейшей забастовке шахтеров Донецка летом 1990 года. Ее организатором стал первый в истории СССР съезд шахтеров, организованный самими горняками – большинство делегатов составляли не профсоюзные деятели, а рабочие шахт, разрезов и обогатительных фабрик. Съезд заявил о том, что КПСС не выражает интересы На долю всех независимых профсоюзов приходится не более 5% работников рабочих, и принял решение провести 11 июля 1990 года Всесоюзную политическую суточную забастовку с требованием улучшения материального положения шахтеров, отставки правительства, национализации имущества партии и закрытия парткомов на предприятиях. На ста шахтах Донбасса рабочие на 24 часа прекратили работу. Кабинеты парткомов были закрыты и опечатаны. По оценке рабочих комитетов, в забастовке приняли участие около 300 тысяч человек. ВЦСПС, что не удивительно, решительно дистанцировалось от этой акции. Однако именно в горниле забастовок начала 90-х родились первые независимые профсоюзы России – "Соцпроф", Независимый профсоюз горняков, Конфедерация свободных профсоюзов и т. д. Тогда же стало понятно, что свободные профсоюзы – мощный инструмент "уличной" политики. Не случайно, начиная с забастовки горняков Донбасса практически все крупные забастовки сопровождались политическими требованиями.
Однако протестная энергия независимых профсоюзов "заразила" лишь небольшую часть трудящихся страны. Основная их масса, несмотря на стремительно ухудшающиеся условия жизни, оставалась послушно-пассивной. Именно поэтому задача нейтрализовать любые "инициативы снизу" оказалась не такой сложной, как могло бы показаться на первый взгляд. Нужно было всего лишь создать новое профсоюзное объединение, стоящее на страже интересов государства так же, как и ВЦСПС. Важнейшим условием была "смена вывески" – имидж ВЦСПС был безнадежно испорчен. Таким объединением стала созданная на базе ВЦСПС Федерация независимых профсоюзов России. ФНПР возникла на волне "революционных" преобразований конца 80-х – начала 90-х годов, но ничего революционного в этой структуре с самого начала не было. Выражаясь современным языком, произошел "ребрендинг" старой советской профсоюзной организации: ФНПР не только сохранила кадры ВЦСПС, но и немалую собственность, принадлежавшую профсоюзам РСФСР (по некоторым оценкам, ценой около 6 миллиардов долларов). Естественно, что получив в наследство львиную долю собственности ВЦСПС, ФНПР "наложила лапу" и на региональную сеть советских профсоюзов. Ныне ФНПР объединяет 41 общероссийский отраслевой профсоюз и 79 территориальных объединений профсоюзных организаций – в общей сложности около 29 миллионов человек. В структуры ФНПР входит 95 % всех членов профсоюзов в России. Таким образом, на долю всех независимых профсоюзов приходится не более 5 % работников. При этом ФНПР, в отличие, скажем, от того же "Соцпрофа" или Федерации профсоюзов авиадиспетчеров, занималась чем угодно, кроме реальной защиты прав трудящихся. Это мощная коммерческая структура, извлекающая реальную прибыль из всей огромной недвижимости, доставшейся от ВЦСПС, в частности, путем сдачи в аренду санаториев и пансионатов, в которых, по идее, должны отдыхать члены профсоюза. Однако рядовые члены профсоюза уже давно не отдыхают по профсоюзным путевкам, санаторно-курортное лечение никем не оплачивается, а денежки от эксплуатации недвижимости продолжают стабильно пополнять глубокий карман ФНПР. Так, председатель Ивановского областного объединения профсоюзов Александр Мирской, по информации областной прессы, регулярно проводил чеки за личные покупки через бухгалтерию местных санаториев, подконтрольных ФНПР. А попытка главврачей этих санаториев помешать этой противозаконной практике привела к тому, что их попросту уволили. А потом уволили и председателя Ивановского обкома работников здравоохранения Зинаиду Коврижных, пытавшуюся защитить их от произвола профсоюзного босса. Ныне Коврижных – самовыдвиженец на пост председателя ФНПР. Правда, официально в ФНПР такого кандидата вроде бы и нет, а выборы, как водится в этой организации, ожидаются безальтернативные – выбирая между Шмаковым и Шмаковым трудящиеся привычно выберут Шмакова. На первый взгляд, удивительно, что рабочие, чьи права нарушаются практически повсеместно, игнорируют независимые профсоюзы, которые реально могут встать на их защиту, и предпочитают им насквозь забюрократизированные структуры ФНПР. Но только на первый взгляд. Во-первых, подавляющее большинство трудящихся просто не знает о существовании альтернативы. В ФНПР они вступают автоматически, с того момента, когда из их зарплаты начинают удерживать членские взносы. Во-вторых, для того, чтобы вступить в независимые профсоюзы, нужна определенная гражданская позиция, а порой даже и смелость – известны случаи, когда работодатели вынуждали рабочих выйти из рядов независимого профсоюза под угрозой увольнения. Мощным фактором, работающим на ФНПР, остается и инерция советского мышления, обеспечивающая успех структурам-монополистам и в политике ("Единая Россия" как новое издание КПСС) и в рабочем движении.
Естественно, подобная ситуация более чем устраивает российскую власть, которая далеко не случайно позволила лидерам ФНПР обеспечить свое личное благополучие за счет миллионов трудящихся. Модель, в целом, была та же, что и с нефтегазовыми олигархами: мы (власть) разрешаем вам хапать, сколько влезет в ваш бездонный карман, а вы (олигархи) за это поддерживаете нас на выборах, спонсируете партийные проекты и т. д. и т. п. Профсоюзные боссы не могли помочь власти деньгами (все-таки доходы от эксплуатации недвижимости ВЦСПС и нефтегазовых месторождений Сибири несопоставимы), но у них имелся другой, куда более важный ресурс: контроль над многомиллионной армией российских трудящихся. А это огромная сила. Шестнадцать лет назад забастовки горняков Донбасса и Кемерово, в которых участвовало 300 тысяч человек, сыграли немаловажную роль в крахе коммунистической системы и распаде Советского Союза. А ведь Советский Союз, даже эпохи упадка, был образованием покрепче нынешней "суверенно-демократической" России. Именно поэтому в процессе укрепления "вертикали власти" профсоюзам, а точнее, ФНПР, была отведена чисто техническая роль вспомогательного инструмента. Ни о какой защите прав трудящихся речь, разумеется, не шла. Государство сплошь и рядом выступает на стороне крупных собственников против рабочих
Главным вопросом, волнующим власть, было обеспечение лояльности вождей ФНПР. Решение этой задачи достигалось не только "покупкой" профсоюзных лидеров, но и укреплением связей между ФНПР и "партией власти". Последняя функция была возложена на широкие плечи бывшего анархо-синдикалиста Андрея Исаева, который после нескольких лет активной борьбы за права рабочих претерпел удивительную трансформацию и, став заместителем Шмакова, превратился в крупного профсоюзного бюрократа. Ныне Андрей Исаев является членом генерального совета "Единой России", одним из главных ее идеологов и, по совместительству, куратором ФНПР от "партии власти". Во многом благодаря стараниям Исаева тандем "Единая Россия" – ФНПР до боли напоминает отношения в паре КПСС – ВЦСПС. "Побратавшись" с "Единой Россией", структуры ФНПР во многом утратили функцию защиты интересов человека труда, превратившись в карманные профсоюзы партии крупной бюрократии.
Пока рабочее движение сковано бюрократическими путами организаций-монстров, подобных ФНПР, огромный потенциал российских профсоюзов остается невостребованным, а функции защитников прав рабочих зачастую берут на себя радикальные молодежные организации вроде Национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова.
Почему не справляются со своей задачей независимые профсоюзы, в общем, понятно – они малы, разобщены, подвергаются мощному административному прессингу. Почему не защищает интересы трудящихся ФНПР – тоже понятно. Ее задача – обеспечивать стабильность, пусть и липовую, бумажную, предназначенную для глаз вышестоящего начальства. Но рано или поздно такая бумажная стабильность может обернуться вполне реальным социальным взрывом. Есть ли выход из создавшегося положения? Безусловно, есть. Профсоюзы должны перестать быть сервильным придатком "Единой России" и стать тем, для чего они и создавались – объединениями рабочих коллективов для защиты своих прав. Именно профсоюзы, как наиболее массовая структура в стране (в 30 раз больше членов, чем в "партии власти") могут стать реальным фундаментом гражданского общества в России. Для этого необходимо, во-первых, произвести кадровую революцию в рядах ФНПР, покончить с "безальтернативностью" выборов ее руководства и освободить от занимаемых должностей тех, кто превратил профсоюзные структуры в личную кормушку. Возможно, ФНПР не помешали бы выборочные проверки Генпрокуратуры или Счетной палаты. Во-вторых, нужно покончить с монополизмом ФНПР в сфере рабочего движения. Административное давление на независимые профсоюзы должно быть прекращено, преследование трудящихся за участие в независимых профсоюзах должно наказываться по закону. Возможно, полезным бы было объединение независимых профсоюзов в структуру, Профсоюзы должны перестать быть сервильным придатком "Единой России" сравнимую по влиянию с ФНПР, что обеспечило бы нормальную конкуренцию в сфере борьбы за права рабочих. В-третьих, государству необходимо поддерживать профсоюзы в их борьбе за улучшение условий труда и повышение уровня жизни рабочих. К сожалению, сегодня государство сплошь и рядом выступает на стороне крупных собственников против рабочих. Излишне напоминать, что в истории подобная политика не раз приводила к революционным взрывам. Особенно это актуально для России, где левая идеология становится с каждым годом все популярнее.
Профсоюзное движение в России нуждается в коренной реструктуризации. И чем скорее будут сделаны первые шаги в этом направлении, тем больше будет отдача. Профсоюзы должны стать полностью демократической, прозрачной и независимой силой. Только после этого можно будет всерьез говорить о полноценном представительстве миллионов трудящихся в общественной жизни страны. И, что самое главное, только этот путь позволит уменьшить риск болезненных социальных потрясений, тени которых, подобно грозовым тучам, сгущаются на политическом небосклоне России.
Кирилл БЕНЕДИКТОВ, Новая политика